Советские училки

[xoxlobandera]

Читаю мемуары

Под катом процитирую кусочек в полторы страницы, он того стоит.


...
Головань спросил меня, какие здесь учителя. Я сказал,
что здесь всего лишь одна учительница-комсомолка.
— Пойдем к ней, — сказал он.
Мы пришли в школу. Лиза садилась завтракать и пригласила нас выпить по стакану чая.
— У меня к вам важное, но совершенно тайное поручение, — сказал Головань. — Вы должны будете в умелой
беседе с учениками по возможности выявить, у кого, где и
в каких количествах спрятан хлеб.
Я думал, Лиза не возьмется за это дело, не имеющее никакого отношения даже к «классовому воспитанию». Однако
она оказалась весьма довольной.
— О, мне не привыкать, — говорила она, смеясь. — Я оказала очень хорошую услугу ГПУ в выявлении золота, так что
уже имею некоторый опыт.
— Вот и прекрасно. Но помните, что главное — это тайна, — предупреждал Головань.
— Не беспокойтесь. Я за совершенную тайну ручаюсь, —
ответила Лиза, — после уроков и даже раньше вы получите
от меня кипу донесений.
Она ушла на урок. Головань стал нервничать.
— А что, если эта девчонка, легкомысленно отнесясь
к столь серьезному делу, провалит нас? Ведь все погибло!
Ах, не отложить ли эту затею? Слушайте, идите в класс и
скажите тихонько, пусть она отложит пока. А после потолкуем поподробнее.
Я быстро прошел в класс. Лиза говорила, и я не хотел ее
перебивать. Она попросила меня сесть, сама же продолжала
увлекательный рассказ о каком-то храбром пионере. Спустя
десять минут она закончила этот рассказ тем, что этот храбрый пионер все на свете знал, даже знал, где мама с папой
спрятали хлеб.
— О чем из вас, ребята, никто не знает! — закончила, под-
купающе смеясь, Лиза.
Я поразился, увидев, как десятка два детских ручек
быстро взметнулись вгору. Некоторые, более нетерпеливые,
даже встали, и послышалось несколько детских голосов:
— Лиза Григорьевна! Лиза Григорьевна! — они настойчиво трясли своими ручками, требуя дать им слово.
— Э, нет, милые дети, — лукаво улыбаясь, сказала Лиза, —
я не могу вам позволить этого говорить. Вам же наказано
дома никому об этом не говорить. А вот если хотите, мы напишем классную работу. «Где мои папа и мама прячут хлеб».
— Напишем, напишем! — хором закричали доверчивые
детки.
— Ну и хорошо, вот вам бумага. Пишите, кто как думает.
Я потом исправлю ваши ошибки.
Детские головки склонились над партами, а ручки, старательно выводя каждую букву, писали страшный донос, обрекая родителей и себя на самоубийство и выполняя это с таким старанием и с такой любовью, не имея в своих чистых
душах ни тени подозрения о коварстве замысла.
Я рассказал Голованю. Он был в восторге от находчивости Лизы.
— Послушайте, — сказал я, — но все же это ужасно....
Превращать таким способом детей в убийц своих родителей
и себя самих, это же ужасно...
— Я вам могу сказать лишь то, что я сказал уже нашим
ударникам. Любые жертвы во имя интересов государства
оправданны. Цель оправдывает любые средства. А разве вы
думаете, мне не жаль было детей, когда происходило раску­
лачивание или выселение? Я не раз, бывало, думал, что
у меня разорвется сердце. Я очень жалостливый, и это меня
в конце концов погубит. Но что делать? Сознание своего
долга вынуждает меня делать многое, что противно моему
сердцу. Или это результат воспитания в детстве, или это
у меня попросту такой характер. Как я ни борюсь с собой, но
чувство сострадания я не могу побороть и делаю все лишь
усилием воли.



У меня в журнале упоротые патриоты обычно не появляются, но если такое вдруг случится, то не стоит кричать про мордор и т.п. В мемуаре описаны украинцы.